Количество силовиков всё увеличивалось и увеличивалось. Мы отошли чуть-чуть назад. А потом силовики побежали в нашу сторону. Кроме нас, там стояли ещё человек 15 митингующих и просто прохожих. Были и те, кто с собачкой гулял.

Все побежали, и мы побежали. И вот здесь мы, скорее всего, допустили стратегическую ошибку. Потом уже, когда разбирали «полёты», решили, что если бы мы не дёргались, просто стояли, всё могло бы быть иначе.

Но мы инстинктивно побежали вместе с толпой. Фотограф отбежал на проезжую часть, где стояла «пробка» из машин в тот момент. Оператор побежал дальше, а я забежал в нашу машину на стоянке. Почему-то мне тогда казалось, что это хорошее укрытие. Но это было тактической ошибкой.

Сидели тихонечко в машине. Силовики прошли мимо. Мы думали, что они уйдут, и тогда мы сможем либо уехать, либо продолжить работу — по обстоятельствам. Но «космонавты» в полном обмундировании никуда не уходили. Посовещавшись, они начали методично проверять все машины на нашей парковке. Очередь дошла до нашей машины, где мы сидели как мыши под веником, как говорится. Тут же последовали крики: «Вон из машины!». Я сразу показал удостоверение. Но нормального диалога, естественно, не получилось.

Всё происходило очень стремительно: мы объясняли, что мы — пресса, они в ответ орали матом.

Нас было двое, я и водитель. Их человек десять. Первым делом они приказали открыть капот почему-то. Потом багажник. Весь наш «диалог» сопровождался криками и угрозами, тычками дубинками по ногам, по рукам. Больше всего досталось нашему водителю. Он отвернулся, чтобы открыть багажник, наклонился, а его начали бить по рукам и ногам.

Перед глазами — сплошная чернота, мельтешение. Они все в чёрном, в шлемах, с дубинками — все одинаковые. Один тебе что-то говорит, ты не успеваешь ему ответить, как перебивает второй. Непонятно, кому что отвечать. Параллельно — удары дубинкой по всему телу.

Кричали: «Из-за вас, таких-сяких, мы уже месяц вынуждены бегать за вами», «Вы там получаете много тысяч долларов или рублей от Госдепа». Ну и всякие другие стандартные пропагандистские штуки.

После того как нам удалось убедить их в том, что мы действительно пресса, они начали крушить все машины, которые находились рядом с нашей. Через одну, через две. Непонятно, по какому принципу. Не знаю, были ли в этих машинах люди. Возможности увидеть у меня не было. Во-первых, темно. Во-вторых, суматоха. В-третьих, ты просто боишься голову повернуть, потому что не знаешь, что тебе в этот момент прилетит.

В результате они нас отпустили. Мы вернулись в машину, созвонились с коллегами. Фотограф рассказал, что он просто отошёл на проезжую часть. К нему подбежали, заломали руки, но тут же отпустили, не нанеся никаких побоев. А оператору удалось убежать подальше. После этого мы вернулись в редакцию.

Я отделался парой синяков. Это ничего, по сравнению с историями других людей, с героями наших публикаций.

Ко дню основного голосования было понятно, что эти выборы не будут проходить так же, как все предыдущие. Но такое… В первый раз я такое видел.

То, что произошло, наложило, конечно, на меня отпечаток. Я помню всё: звуки, картинку. Никогда не думал, что такое может происходить в моём городе, в моей стране. Баррикады, гром, взрывы гранат. Я не думаю, что произошедшее как-то отразилось на моём отношении к работе. Но редакция стала относиться к нам ещё более трепетно.