Всё произошло вечером 5 августа, когда я узнал, что нашего журналиста Александра Буракова задержали и отвезли в Ленинское РОВД города Могилёва. Поскольку я вхожу в юридическую службу БАЖ (Белорусская ассоциация журналистов. – Прим. ред.), то все эти инциденты, которые случаются с журналистами, находятся в зоне моей ответственности, и я должен максимально отслеживать ситуацию, стараться каким-то образом повлиять.
Когда я приехал к Ленинскому РОВД, то Александр Бураков был уже там. Также там находился и наш могилёвский правозащитник Борис Бухель. Мы подошли ко входу в здание и попросили рассказать нам, что с Бураковым. Нам сказали подождать, что он выйдет и сам всё расскажет.
На дверях РОВД висело объявление, что «в связи со сложной эпидемиологической ситуацией вход в здание РОВД после 19 часов строго по одному». Мы посчитали это ограничение неправомерным, поскольку, по утверждению президента Лукашенко, коронавирус — это психоз, и решили написать жалобу в книгу замечаний и предложений. В здание РОВД пошёл я один. После того как написал жалобу, вышел, и вместе с Борисом мы продолжали ждать известий о Буракове.
Минут через 15-20 ко мне подошёл сотрудник милиции с книгой замечаний и предложений. Отмечу, что в это время мы уже стояли за забором Ленинского РОВД, на тротуаре – то есть находились не на территории РОВД. Сотрудник спросил, я ли это писал жалобу. Я подтвердил. Он сказал пройти с ним, что он должен опросить меня по моей жалобе. Мы поднялись на 3-й этаж, в такой учебный класс, там было много парт. Потом, когда меня ещё раз задерживали, я узнал, что это кабинет участковых, где они всё время собираются.
Сотрудник сел за одну из парт, я – на стуле из ряда вдоль стены. И я стал ждать, когда же меня будут опрашивать. Сколько времени прошло, я не знаю, поскольку телефон у меня изъяли ещё на входе в здание. Я поинтересовался, почему меня никто не опрашивает. Он ответил, что сейчас придёт сотрудник с бумагой, ручкой и всё сделает.
Прошло ещё какое-то время, я начал подозревать, что никто меня не будет опрашивать. Я поднялся, сказал, что не хочу, чтобы меня опрашивали, и что отказываюсь от каких-то объяснений. Как только я попытался выйти, этот сотрудник – майор милиции – стал меня задерживать, хватать за руки. Я всё же вышел из кабинета, прошёл буквально несколько шагов – выбежали два сотрудника в штатском. Один из них, как я впоследствии узнал, был начальник отделения правопорядка и профилактики Тимур Пахоменко. Он стал хватать меня за руки и уже силой заталкивать обратно в этот учебный класс. Силой меня посадили обратно на стул. Он зачем-то ещё сорвал с меня очки, положил их на парту, сказал, что, если буду дёргаться, то будет ещё хуже.
Я был обескуражен таким отношением. На мои вопросы никто не отвечал. Я посидел какое-то время, и поскольку мне никто так и не объяснил, почему я здесь нахожусь и почему меня не выпускают, я встал и снова попытался выйти из этого класса. Прибежали уже трое сотрудников в штатском, среди которых снова был Пахоменко. Меня с ещё большей силой затолкали в этот класс, при этом бросили на ближайшую к дверям парту. Я ударился головой, мне заломали руки, надели сзади наручники и бросили, точнее, бросил на пол, применив силовой приём, этот Тимур Пахоменко. Он же пригрозил, что, если буду ещё дергаться, то сделают мне «ласточку».
За всё это время мне так и не сказали, в каком статусе я нахожусь и за что задержан. То, что я задержан, стало понятно, когда на меня надели наручники. Другой вопрос: за что меня задержали?