«С такой скоростью я падал только на дно окопа в зоне боевых действий»
Вадим Замировский,
фотокорреспондент TUT.BY
фотокорреспондент TUT.BY
«С такой скоростью я падал только на дно окопа в зоне боевых действий»
Вадим Замировский,
фотокорреспондент TUT.BY
фотокорреспондент TUT.BY
Вадим рассказал нам про события 12 августа 2020 года, свидетелем которых он стал, а также про то, как 2 сентября его с применением силы задержали у народного мемориала в память о погибшем Александре Тарайковском. Фотокорреспондент выполнял тогда редакционное задание и снимал, как люди убирали техническую соль, которой коммунальщики засыпали надпись «Не забудем» на плитке.
2 сентября выполнял редакционное задание: снимал, как люди убирали техническую соль, которой коммунальщики засыпали надпись «Не забудем» на плитке возле народного мемориала погибшему в августе Александру Тарайковскому.
Родители с детишками детскими совочками сгребали эту соль в мусорные мешки. Все выглядело очень мило. В какой-то момент я понял, что наснимал уже достаточно, и отошёл на безопасное расстояние, чтобы передать снимки. Отходить на безопасное расстояние — обычная практика у фотографов. Потому что, когда ты отправляешь снимки, ты не мониторишь ситуацию вокруг, и если происходит что-то опасное, не можешь на это быстро среагировать.
Родители с детишками детскими совочками сгребали эту соль в мусорные мешки. Все выглядело очень мило. В какой-то момент я понял, что наснимал уже достаточно, и отошёл на безопасное расстояние, чтобы передать снимки. Отходить на безопасное расстояние — обычная практика у фотографов. Потому что, когда ты отправляешь снимки, ты не мониторишь ситуацию вокруг, и если происходит что-то опасное, не можешь на это быстро среагировать.
«Сбили с ног, и несколько метров тащили по земле»
Я отошёл на горку возле станции метро «Пушкинская». Но это место не оказалось достаточно безопасным. Неожиданно меня ударом в спину сбили с ног, и несколько метров протащили по земле. Слава богу, мне удалось перехватить камеру, которая соскользнула с плеча. Потом сотрудники милиции меня подхватили, и затащили в белый микроавтобус. Кроме меня там никого не было. Так что у меня, можно сказать, был вип-тур.
В автобусе милиционеры начали вести себя очень агрессивно, избивать. Пару раз ударили в челюсть. Кстати, позже мы с женой смеялись: у неё была операция на зубе, а у меня встреча с ОМОНом. Так что мы оба потом какое-то время не могли жевать.
В бусе меня заставили разблокировать телефон и планшет. Милиционеры смотрели галерею в моём телефоне и возмущались, что там очень много фотографий. Но это же логично, я фотограф. Потом требовали достать все флеш-карты из карманов и камер.
Буквально через несколько минут они успокоились, и даже спросили, хочу ли я воды. «Почему же ты сразу не сказал, что из TUT.BY?», — спросили. Но на мне же со всех сторон было написано, что я — пресса, бейдж висел.
Минут через 40 они сложили всю мою технику в мой рюкзак, отдали мне и высадили где-то по ходу своего движения. Флешки остались у них. К сожалению, это не первый случай, когда у меня забрали флешки. И тоже на «Пушкинской». Бермудский треугольник для флеш-карт какой-то.
Первое, что я сделал, начал проверять рабочее состояние камер и наличие всего. Всё оказалось на месте. Но объектив и один из фотоаппаратов пришлось занести в ремонт. Не думаю, что это была умышленная порча. Скорее, неосторожное обращение с техникой.
Никакой психологической травмы у меня не было. К сожалению, это такие реалии, с которыми ты вынужден мириться, если работаешь журналистом в Беларуси. Ну побили немножко. Ничего страшного. Главное, что без дубинок и без ног.
Конечно, эта история с задержанием и близко не в рамках того, что должно происходить при работе журналиста. Но, к сожалению, она довольно типичная и нормальная в нашей теперешней работе. Моя другая история более говорящая, и даже кричащая.
В автобусе милиционеры начали вести себя очень агрессивно, избивать. Пару раз ударили в челюсть. Кстати, позже мы с женой смеялись: у неё была операция на зубе, а у меня встреча с ОМОНом. Так что мы оба потом какое-то время не могли жевать.
В бусе меня заставили разблокировать телефон и планшет. Милиционеры смотрели галерею в моём телефоне и возмущались, что там очень много фотографий. Но это же логично, я фотограф. Потом требовали достать все флеш-карты из карманов и камер.
Буквально через несколько минут они успокоились, и даже спросили, хочу ли я воды. «Почему же ты сразу не сказал, что из TUT.BY?», — спросили. Но на мне же со всех сторон было написано, что я — пресса, бейдж висел.
Минут через 40 они сложили всю мою технику в мой рюкзак, отдали мне и высадили где-то по ходу своего движения. Флешки остались у них. К сожалению, это не первый случай, когда у меня забрали флешки. И тоже на «Пушкинской». Бермудский треугольник для флеш-карт какой-то.
Первое, что я сделал, начал проверять рабочее состояние камер и наличие всего. Всё оказалось на месте. Но объектив и один из фотоаппаратов пришлось занести в ремонт. Не думаю, что это была умышленная порча. Скорее, неосторожное обращение с техникой.
Никакой психологической травмы у меня не было. К сожалению, это такие реалии, с которыми ты вынужден мириться, если работаешь журналистом в Беларуси. Ну побили немножко. Ничего страшного. Главное, что без дубинок и без ног.
Конечно, эта история с задержанием и близко не в рамках того, что должно происходить при работе журналиста. Но, к сожалению, она довольно типичная и нормальная в нашей теперешней работе. Моя другая история более говорящая, и даже кричащая.
«С такой скоростью я падал только на дно окопа в зоне боевых действий»
Это случилось 12 или 13 августа, точно уже не помню. Мы с коллегой приехали в одно из мест, где происходили протесты. Протестующих было немного, человек 300. У моей коллеги включилась паранойя, или женская интуиция сработала, и она начала говорить о том, что тут небезопасно. Забегу вперед: она оказалась права, и я очень ей благодарен.
Мы начали осматриваться в поисках такого места, где можно было бы спокойно работать на расстоянии. Чтобы нас не приняли за протестующих, не начали стрелять. В итоге мы нашли одноэтажную пристройку к зданию. На ней уже стояли люди, у кого-то из них окно квартиры выходило прямо на эту пристройку, и получилась шикарная терраса с видом на митинг. Мы туда забрались. В общей сложности нас там было человек десять. Место для съёмки было оптимальное.
Повторюсь, демонстрантов было около 300. И тут подъехало семь или даже десять микроавтобусов и автозаков. Нецелесообразно много на такое количество протестующих. Дальше силовики начали разгонять митингующих, очень жестоко, брутально. Использовали и светошумовые гранаты, и ружья эти помповые, не знаю точное название, не сильно разбираюсь в этом.
В какой-то момент кто-то из омоновцев закричал: «Крыша! Крыша!». Мы поняли: это про нас.
За считанные секунды все десять человек, находившиеся на крыше пристройки, влетели в окно квартиры. Я с такой скоростью, наверное, на дно окопа падал, когда работал в зоне боевых действий. Мы влетели в квартиру к совершенно незнакомым людям, закрыли окна, выключили свет, разговаривали шёпотом. А омоновцы ходили прямо у нас под окнами. Мы их хорошо слышали и видели. Они светили прицелами в окна.
Мы начали осматриваться в поисках такого места, где можно было бы спокойно работать на расстоянии. Чтобы нас не приняли за протестующих, не начали стрелять. В итоге мы нашли одноэтажную пристройку к зданию. На ней уже стояли люди, у кого-то из них окно квартиры выходило прямо на эту пристройку, и получилась шикарная терраса с видом на митинг. Мы туда забрались. В общей сложности нас там было человек десять. Место для съёмки было оптимальное.
Повторюсь, демонстрантов было около 300. И тут подъехало семь или даже десять микроавтобусов и автозаков. Нецелесообразно много на такое количество протестующих. Дальше силовики начали разгонять митингующих, очень жестоко, брутально. Использовали и светошумовые гранаты, и ружья эти помповые, не знаю точное название, не сильно разбираюсь в этом.
В какой-то момент кто-то из омоновцев закричал: «Крыша! Крыша!». Мы поняли: это про нас.
За считанные секунды все десять человек, находившиеся на крыше пристройки, влетели в окно квартиры. Я с такой скоростью, наверное, на дно окопа падал, когда работал в зоне боевых действий. Мы влетели в квартиру к совершенно незнакомым людям, закрыли окна, выключили свет, разговаривали шёпотом. А омоновцы ходили прямо у нас под окнами. Мы их хорошо слышали и видели. Они светили прицелами в окна.
«Они были уверены, что нет лишних свидетелей, поэтому жестокость была зверская»
Мы поняли их тактику: они не просто разгоняли, а блокировали весь район. ГАИ перекрывали дороги, а омоновцы ходили по дворам и забирали буквально всех: целующиеся парочки, людей, идущих в магазин. Примерно через час — сложно было ориентироваться во времени — омоновцы зашли в подъезд. И после этого мы услышали вопли, очень близко. Оказывается, кто-то прятался прямо за дверью квартиры, где мы находились. Мы этого не знали, конечно же. Я уверен, что хозяева квартиры впустили бы их.
Мы наблюдали всё, что происходило внизу, у автозаков. Мы видели и слышали, как людей избивали. Когда где-то там выискивали по дворам, приводили, их потом бросали на землю у автозаков и очень жестоко избивали. То есть это была такая жестокость, про которую много рассказывают, которая на Окрестина была. К сожалению, это было настолько далеко, что снимать это не получалось, но видеть мы видели. А они были уверены, что нет лишних свидетелей, поэтому жестокость была зверская.
Через три часа автозаки уехали, и мы вышли в подъезд. И увидели лужи крови тех людей, которые там прятались. До сих пор сложно это вспоминать и рассказывать.
Мы наблюдали всё, что происходило внизу, у автозаков. Мы видели и слышали, как людей избивали. Когда где-то там выискивали по дворам, приводили, их потом бросали на землю у автозаков и очень жестоко избивали. То есть это была такая жестокость, про которую много рассказывают, которая на Окрестина была. К сожалению, это было настолько далеко, что снимать это не получалось, но видеть мы видели. А они были уверены, что нет лишних свидетелей, поэтому жестокость была зверская.
Через три часа автозаки уехали, и мы вышли в подъезд. И увидели лужи крови тех людей, которые там прятались. До сих пор сложно это вспоминать и рассказывать.
Мы беседовали с Вадимом в конце сентября 2020 года и надеялись, что всё неприятное позади. Но 17 октября во время освещения студенческой акции в Минске его вместе с другими журналистами задержали. Репортёра осудили по статье 23.4 КоАП («Неповиновение законному распоряжению или требованию должностного лица при исполнении им служебных полномочий») на 15 суток ареста. Вадим провёл часть из них в ЦИП на Окрестина, затем его этапировали в СИЗО в Барановичах.
Фотографии: Press Club Belarus
Материал опубликован в октябре 2020 года
Материал опубликован в октябре 2020 года
Условия перепечатки
Мы разрешаем полную или частичную перепечатку наших материалов.
Обязательна активная прямая гиперссылка на страницу-оригинал публикации. Эта ссылка должна размещаться в начале перепечатанного материала, в лиде или первом абзаце.
При перепечатке, полной либо частичной, запрещены любые изменения текстов, заголовков, фотографий (если они авторские).
При перепечатке материалов проекта «Пресса под прессом» мы просим указать, что этот материал взят из проекта Press Club Belarus «Пресса под прессом», где мы собираем свидетельства репрессий против независимых медиа и журналистов в Беларуси
Мы разрешаем полную или частичную перепечатку наших материалов.
Обязательна активная прямая гиперссылка на страницу-оригинал публикации. Эта ссылка должна размещаться в начале перепечатанного материала, в лиде или первом абзаце.
При перепечатке, полной либо частичной, запрещены любые изменения текстов, заголовков, фотографий (если они авторские).
При перепечатке материалов проекта «Пресса под прессом» мы просим указать, что этот материал взят из проекта Press Club Belarus «Пресса под прессом», где мы собираем свидетельства репрессий против независимых медиа и журналистов в Беларуси
Слушайте и читайте истории:
© Культурна-асветніцкая ўстанова «Журналісцкая майстэрня Прэс-клуб».
Усе правы абароненыя.
Усе правы абароненыя.